Формы и содержание. О любви, о времени, о творческих людях. Проза, эссе, афоризмы - Вадим Черновецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За критикой писателя в адрес коллег по цеху чаще всего стоит банальное раздражение, что кто-то пишет не так, как он.
Писатель, который меряет свой успех тем, удалось ли ему улучшить мир, будет грустен. Писатель, которому просто нравится писать и печататься, будет счастлив.
На филфаке
– Давай играть в классики.
– Давай. Чур я – Достоевский!
У неплохого автора, вовремя выпившего водки с нужным издателем или членом жюри какого-нибудь крупного конкурса, куда больше шансов на бессмертие, чем у безвестного необщительного гения, всю жизнь писавшего в стол.
Писатель – это организатор. Написать приличную вещь легко. А вот дать ей широкий ход – адский труд.
Хороший писатель только тем и занимается, что выдаёт свои и чужие тайны. Хорошая литература – всегда предательство.
Одни авторы чувствуют себя гениями, когда читают себя. Другие – когда читают других.
Хочешь понравиться опытному редактору? Пиши о том, в чём он ничего не понимает.
Творческий человек – это чудо. Творческий человек, интересующийся хоть кем-то, кроме себя, – восхитительное чудо. Счастливый творческий человек – божественное чудо.
Почему ночью многие радиостанции начинают вдруг давать хорошую музыку? Потому что ночью им не надо привлекать слушателей.
Когда автор хочет, чтобы прототипы его не убили, он пишет: «Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны».
Крайний восторг и высшая похвала, которую можно услышать от редактора крупного издания, – это: «Идёт в номер».
Читатель – это потребитель духовности.
Принято считать, что жесть и натурализм – самый лёгкий путь к славе в литературе. В действительности этот путь самый трудный.
Литературный садист возбуждается, когда порет чушь.
Когда тебя обожают многие, кажется, что тебя должны обожать все, – а это невозможно. Именно поэтому некоторые знаменитости столь обидчивы и ранимы.
Когда нечто фривольное пишет, скажем, Джованни Боккаччо, это «жизнелюбие» и «Возрождение». Когда кто-то из нас – «пошлость» и «падение нравов».
Современная массовая культура не вводит детей в мир взрослых, а подстраивает мир взрослых под детей.
Глумясь над гениями с кучей недостатков, мы забываем о том, что есть масса бездарей с такими же недостатками.
Больное самолюбие многих пишущих людей объясняется пропастью между тем, кто они и есть и кем они хотят быть.
Если поэту не понравился литературный концерт, то, скорее всего, потому, что ему не дали там выступить.
Чем отчаяннее человек жаждет славы, тем больше его недолюбили в детстве.
Литература – это возможность сказать о том, о чём говорить не принято.
Нас учат «презирать мнение толпы» – но именно его считают мерилом таланта.
Эстрадные песни делятся на два типа: я могу без тебя жить и я не могу без тебя жить.
Цивилизация победит культуру, когда зрители в театре будут смотреть в телефоны больше, чем на сцену.
Когда ты звезда, то весь мир слышит не только каждое твоё мудрое изречение, но и каждый твой тайный пук.
У понятий «классика» и «пипл хавает» есть лишь одно отличие. Оно умещается в одно слово – «долго». Долго хавает.
Ощущение себя звездой зависит не столько от заслуг, сколько от характера.
Писатель – это микроскоп, которым жизнь порой забивает гвозди.
– Всё, я перестаю с ним общаться.
– Что он сделал? Оскорбил бабушку? Ударил маму? Ограбил ребёнка?..
– Нет. Он слушал попсу.
– У тебя есть «Белый клык» Джека Лондона?
– А зачем мне вырывать у него клыки?
– В музыке у меня строгий, академический вкус: я предпочитаю старую, классическую ВИА ГРУ.
– Ты чё такой культурный? Гей, что ли?
– Я хотел написать книгу, но был пьян и не попал по клавишам.
– Пушкин писал свои стихи на давно устаревшем жаргоне.
– Почему ты никогда не критикуешь его стихи? Они тебе так нравятся?
– Да нет. Просто они не выдерживают никакой критики.
– У тебя есть мания величия?
– А почему мания?
– В юности я прочёл всю классику.
– Почему?
– Интернета не было.
– Вы какого себе ребёнка хотите – счастливого или гениального?
– Мы неуклонно растём над собой. Раньше мы убивали своих гениев, потом сажали, теперь всего лишь оплёвываем по ТВ.
– Я годами постигал тайны литературы, культуры и Вселенной. Это было дико интересно. Но счастливым я стал лишь тогда, когда научился общаться с людьми.
Многие люди уверены, что если при чтении стихов ты не срываешься на истерику, то у тебя «вялая подача».
– Можно ли публично гордиться тем, что ты не читал какого-то писателя?
– Да, если это маркиз де Сад.
– Я гуманный маньяк. Достоевского люблю. Когда убиваю, всегда потом раскаиваюсь.
– Пушкин был активным пикапером.
Творческие люди делятся на две группы: те, у кого таланта больше, чем комплексов, и те, у кого комплексов больше, чем таланта.
– Я интеллигентный человек, но не до усрачки.
– Фигня, которую нынче издают, наполняет меня верой в то, что издадут и меня.
– Я вот почему в жизни такой хороший? У меня вся пакость в литературу уходит.
– Какова степень твоей литературной известности?
– Ну, если бы я жил в Люксембурге, меня знала бы вся страна.
– Почему ты никогда не хвастаешься?
– Гению подобает скромность.
Читать стихи, может, и перестанут, а вот писать – никогда.
– Что может быть важней для читателя, чем блестящие эстетические открытия и гениальные нравственные прозрения?
– Котики.
Многие молодые поэты убеждены, что если они будут пить и скандалить, как Есенин, – им тоже поставят памятник.
– Ты зачем умные книжки читаешь? Тебе что, 15 лет?
– Нет у меня никакой мании величия! Я всегда говорил, что я пока ещё недостаточно великий человек.
– Почему, добившись успеха, ты стал считать себя великим и смотреть на людей свысока?
– А зачем, по-твоему, я добивался успеха?
– Почему ты так мало читаешь других авторов?
– Себя бы осилить.
– Какой из меня артист? Я не демонстративная личность. У меня и истерии-то нет.
Ничто не шокирует читателя так, как правдивое описание его жизни.
Проклятье – хотеть быть известным человеком и при этом бояться любого негатива в свой адрес.
– Кем ты хочешь стать?
– Архитектором памятника самому себе.
Если творчество широко востребовано, то это «попса». Если понятно узкому кругу ценителей, то «никому не нужно».
Мой любимый литературный приём – это плагиат у жизни.
– Как назвать творческий метод Мусоргского, который сочинял клавишные композиции, постоянно отхлёбывая водочку из графина?
– Фортепьянство.
– Какие афоризмы ты считаешь наиболее удачными?
– Те, над которыми одни смеются, а другие плачут.
Пока вы терзаетесь сомнениями, можно ли восьмиклассницам читать Бунина, они вовсю читают «50 оттенков серого».
– Как ты начал писать?
– Дошёл до ручки. Взял её – и начал писать.
Если вы сидели в туалете и вам пришла в голову гениальная идея, значит, у вас был творческий толчок.
– Я духовный человек. Для меня в творчестве важны не деньги, а тщеславие.
– Что нужно сделать, чтобы стать великим?
– Ну, для начала умереть.
– А дальше?
Прочтя очередную надрывную юношескую вещь на грани самоубийства, иные люди говорят: «Ой, как круто, как полнокровно, вот бы автор всегда так писал!» Чтобы всегда так писать, надо всегда так жить. А такая жизнь долгой не бывает.
– Я люблю смотреть спорнофильмы.
– Чего?!.
– Фильмы, вызывающие оживлённую дискуссию в обществе.
– Вот свинство! Придумаешь какую-нибудь умную мысль, а потом окажется, что какой-нибудь древнегреческий козёл её уже думал. Или пушкинский собутыльник.
Люди, которые утверждают, что ценна только классика, а современная литература – это сплошная попса, с современной литературой, как правило, просто незнакомы.
– Достаточно ли это кино депрессивно, чтобы считать его авторским?
– Какое твое самое яркое впечатление юности?
– Достоевский.
– Говорят, я гений. Почему меня не понимают?..
– Радуйся, что не убивают.
– Почему ты так плодовит в искусстве?
– Я никогда не пользуюсь творческим презервативом.
– Одолжишь до нобелевки?
Литературные анекдоты